* * *
Анне Ахматовой
Высока и пряма,
в ниспадающей шали,
Ясный, пристальный свет из-под темных бровей…
Вам не льстили портреты. Но если б мы знали
Об изнанке горючей судьбы!
Тем скорей
Собирать, что разорвано, смято, развеяно!...
Вот и вижу я в чересполосице дней,
Как вы скорбно смеркаетесь, Анна Андреевна,
В молчаливой, в горчайшей из очередей…
Словно сам я стою, цепенея, за Вами,
Виноват, как и многие здесь, без вины…
Сколько их, безымянных, прошло через память
С узелками
у зимней тюремной стены.
Узелки, словно вспышки из мрака, мигали –
Это жены, детишки в слезах, старики
Завязали в тоске, чтобы не забывали
О бессильной юдоли, свои узелки.
На секущем ветру потеснее сбивались,
Все в тревожном родстве по неясной вине, –
Ручейки изможденной надежды, – стекались,
Шелестя о насущном, к безликой стене.
Поверяли друг другу печали,
Да гасил голоса зимний вой ледяной…
Знаем, ч т о со стены во Путивле кричали.
Только тлеющий шепот под зимней стеной
Умолчаньем затерт…
Обескровили память?
Но тогда почему, у судьбы на краю,
Истекая понурыми очередями,
Эти ночи
стучатся в полуночь мою? –
Пеленая рассудок в кромешные стены,
В выстывающий шепот?
Из тьмы –
Узелки,.. узелки, словно вспышки…
И в венах –
Холод той безнадежной зимы…
Отдышите, дыша на ладони, надежду! –
Ведь промерзшие мысли вдоль страшной стены
Дрябло тянутся, Анна Андреевна, между
Данте и заскорузлой зимой.
До весны,
До весны бы дожить! – и надежды очнутся,
Схлынут страхи и бредни, как скверные сны,
Пробиваясь, как листья на свет, отзовутся
Голоса из-за мертвой, молчащей стены.
Но – вьюжит, и, прижавшись к соседу, я стыну,
На промерзшей щеке цепенеет слеза.
…Возвращаюсь в свой день,
Кожей слыша, как в спину
Вопиют из скорбящего мрака – глаза…
1984
