* * *
Пожизненный, в маске, Вергилий, – угодьями тлена,
беззвёздною ночью, где, в мороке, каждый – фантом,
строптивец, келейно ломаемый через колено, -
храним, среди нежити, чернорабочим пером...
С претензиями парвеню – по масштабу вселенной,
при склонности к мелочным склокам, что горше всего,
суть цивилизации, будучи галлюциногенной,
кромешнее в глюках и благословляет его.
Быт – бьёт, и – без промаха. Тем саркастичней улыбка
в свой собственный адрес, порой от себя далеко-о-о:
по Ларошфуко, наш эмпирик, «большая ошибка –
думать, что другие глупее тебя...». Далеко
не выходцы из фэнтези, но – высекая изжогу
из присных, дав слово депрессии, длящей запой(?!),
всё чаще блефуют, сводя монолог к диалогу,
и вне экивоков, но только, признаться, с собой,
пока, с высоты птичьей оптики зря лихолетья
и болью зашкаливая в защемлённых чертах,
следит время за репетицией, трудник, бессмертья,
что заключена в каждодневных трудах, - на ножах,
shere, с праздностью, в до-олгом зиянье зевоты из зева,
пока – беспробудные будни, чей избыток гнетёт,
гнетут диагноста реальности боли и гнева,
будя интенсивность (экстенсивность)
ассоциативных тенёт:
при тяжбе с судьбой, взяв терпенье на вооруженье,
мордуем, сам – кровоподтёк, мародёрами от
«изящной» словесности, не обретёшь утешенья
ни в эпосе, ни в энтропии, что эпика ждёт,
покуда, забившись, в разладе с собой, - в отрешённость
от времени, выброс чей, не иссякающий, точь
в точь – выброс стихии, что опровергает резонность
твоей безвозмездности, трудник, в беззвёздную ночь...
