* * *
Неисследима, с мытарствами всласть,
по простоте – повивальная бабка
Гениев,
неразделенная страсть
неврастенией взимает. И зябко,
В сценах вымучивающая всхлип,
с изнеможенным лицом из-под спуда,
Кашель и жар мегаполиса, хрип –
за горизонт простирает простуда.
Из-под повязки, уже не боясь
ни рецидива, ни таски, веками,
С жаждою проговориться борясь,
чернь объясняется обиняками.
Стойко, в железобетонном быту,
буквица горькой любви безнадёжной
Не поверяет, петарда, листу
неистощимой бессмыслицы нежной –
В стать истязающей лохов – влита,
не вызывающа, но – всемогуща,
Есть в женской пластике та острота,
что лишь кайенскому перцу присуща.
С ливнями, непотопляема, – вплавь,
но декорируемая достоин-
ствами (увы, ирреальными), явь
есть совокупность пустот, что ни стоим…
Прошлое, сбитое в кровь о свои
же заблуждения, ровно ревниво,
Коль слепота неофита в любви,
не умиляя уже, – прозорлива:
Не убирая ладоней со лба,
с нею, покудова дурь не находит,
Небо бытует в душе, и судьба
с ней за порог, с привередой, выходит…
