Рассвет затеплил алый знак,
В ветвях посвистывает ветер…
Забросив за плечо пиджак,
Друг в сторону кивнул: «Там дети
Сожгли собаку…».
Я, простак,
Провинциально ахнул: «Как?!» –
«Да так… Во-он – лесополоса.
Там, значит, сушняку набрали,
Голодного, как видно, пса,
Привадив салом, привязали
И – подпалили…».
«Как, живьём?!..».
«Живьём… –
И почку раздавил он, –
И до-олго, дело было днём,
Все слышали, как дико выл он…».
«И не вмешались?!»
И в ответ:
«Нет…
Ты попробовал б, вмешался…
Так, сунулся какой-то дед
И громко после сокрушался,
Вот, мол, ввязался…»
«Почему?» –
«Огрели палкой…».
«Вот так дети!» –
И горько мне, что не пойму,
Откуда среди нас – вот эти…
Зачем полез, приблудный, в лес?
Он подходил с опаской, или,
Безродный пёс, лизаться лез,
Когда, подонки, подманили?
Он, и привязан, бил хвостом,
Не лаял – на друзей не лают…
А завалили сушняком –
Подумал, верно, что играют,
А может, в простоте своей,
Он млел под детскими руками,
Безродный пёс, с младых когтей
Воспитан взрослыми пинками
Млел, не обласканный судьбой…
Но – ветки вспыхнули, и – первый
Слепой укус огня – и боль
Проворно облизнула нервы.
Над юной лесополосой,
Где гоготали эти т в а р и,
Из боли выхлестнувшись, вой
По этажам глухим ударил.
Зажатый спазмою, слепой,
Обугленный, – он рос над маем,
Непостижимой глухотой,
Как пустотою, отторгаем,
И – догорел…
Ну, что за жизнь! –
Не взглянут… Не спасут… Промчатся…
Как в ваши души ни стучись, –
О Господи! – не достучаться.
О милосердии кричал,
А милосердье многим – бремя…
Да где б я ни был, – опоздал,
Ведь в спазматическое время
Горим, соотич!
…Боже мой,
Собачьей ночью воспалённой,
Не задавить – утробный вой,
Декорумом не защемлённый,
Как будто, вышибая пот,
Неистощима, спазма духа –
Комок в гортани… – криком бьёт,
Непостижимая для слуха…
